Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Октябрь 1945 года
Уходящее солнце окрасило горизонт розовым, сиреневым и оранжевым. Положив мотыгу, Франка расправила плечи. Холмы и деревья Черного леса казались темными тенями на фоне закатного неба. Вечера стали прохладнее – летнее тепло растворялось в уже осеннем воздухе.
Меж аккуратных рядов картофельных грядок шли люди – возвращались домой после рабочего дня. Франка взяла корзину с сорняками и тоже направилась к бараку. У дерева, под которым они обычно обедали, стояла Роза Гольдштейн. Девушки обменялись улыбками.
– Ты до сих пор здесь? А я думала, ты уже домой едешь.
– Пока нет, – покачала головой Франка. – Мой отъезд почему-то отложили, вот только сегодня последний день. Как ни странно, я буду скучать по ферме, по прекрасным людям, с которыми здесь встретилась.
– Война закончилась, нацистов больше нет. Пора возвращаться и жить нормальной жизнью. Ну, или уж какой получится.
Девушки пошли рядом. По дороге к ним присоединялись другие работницы; скоро их было человек двадцать, и каждая подходила к Франке попрощаться и пожелать счастливого пути. Многие из этих женщин стали ей как сестры.
И очень часто вспоминался Ганс. Ганс, Софи, Вилли и другие, отдавшие жизнь ради свободы. Скоро их будут чествовать как героев.
Подруги ушли посидеть на воздухе, а Франка стала собираться. Из-под кровати она вытащила чемоданчик с пожитками. В боковом кармане лежала листовка. Франка взяла ее, как часто делала в последние дни, и прочитала заголовок:
«Манифест мюнхенских студентов»
То была шестая листовка «Белой розы». Ее вывез из Германии какой-то адвокат; бумагу размножили, и самолеты альянса разбросали над Германией сотни тысяч экземпляров. Когда зимой сорок четвертого Франка попала в лагерь, Сильвия Штерн – беженка-еврейка из Ульма – подарила ей такую листовку. Ни Сильвии, ни другим Франка не рассказывала, что была с Гансом, Софи и Вилли в тот вечер, когда писали листовку, и помогала ее распространять, и сидела из-за этого листка бумаги в тюрьме. Подобные воспоминания теперь принадлежали ее погибшим друзьям. Только герои заслуживают почетной памяти.
Франка убрала листовку и, подойдя к окну, долго смотрела на далекий Черный лес. Для чего ей возвращаться?
Нацистов, конечно, больше нет, нет и их тысячелетнего рейха. Только ведь и у нее ничего нет. Все, кого она любила, мертвы. Остались одни воспоминания – воспоминания, в которых она находила любовь и утешение. Франка мысленно разговаривала с матерью, обнимала отца, радовалась улыбке Фреди. Они – всегда с ней, пока она жива.
Приходили мысли и о Джоне. Она вспоминала тяжесть его обмякшего тела на своих плечах, льющуюся на нее теплую кровь. А еще – выражение лица таможенника, когда она ввалилась в дом с Джоном на плечах, – удивление и одновременно жалость. Ей пытались растолковать, что Джон мертв, но она не желала верить. Целясь в таможенников из пистолета, заставила отвезти его в больницу. Франка не сомневалась, что за такое ее посадят. Однако не посадили. Вмешалось американское консульство. Пленку переправили в Штаты; на Хиросиму и Нагасаки сбросили бомбы, погибли сотни тысяч мирных жителей. Франка не знала, насколько важен ее вклад в ту чудовищную катастрофу, тем не менее война закончилась. По словам американцев, две бомбы спасли миллионы жизней. Но думать об этом – слишком страшно. Быть может, когда-нибудь она смирится с той ролью, которую они с Джоном сыграли в окончании войны. А пока хватит и того, что ей об этом известно.
Джона оставили в больнице, а Франку поместили в лагерь, и больше она его не видела. О его выздоровлении – то было настоящее чудо! – узнала из письма. Он благодарил за то, что силой своей воли она спасла ему жизнь. Обещал вернуться… Франка все равно чувствовала себя одинокой. Как-то не получалось ему верить, а когда перестали приходить письма, ушла и надежда.
Наступала ночь. Вдалеке гасли над Черным лесом остатки дня. Франка не включала свет, и комната постепенно погружалась во мрак. Да и зачем свет, – она ведь уже уходит. Франка уложила в чемодан оставшиеся вещи, и все равно он был полупустой. Она взялась за ручку – вот сколько весит то, что у нее есть в жизни.
Дверь спальни тихо открылась.
– Я же говорил, что приду за тобой, – раздался у нее за спиной голос – голос, который она давно уже слышала только во сне. Франка дотянулась до лампы, и золотистый свет залил комнату. У дверей стоял Джон – в военной форме, на груди сияли медали. – Больше я тебя не оставлю.
– А я тебя и не отпущу, – сказала Франка.
Он шагнул к ней и обнял, и все другие слова потеряли значение.
Хочу поблагодарить свою жену Джил – за то, что верила в меня и во всем мне помогала.
Благодарю также читателей бета-версии за то, что просеивали руду моих первых вариантов.
Это: Джек Лэйден, Шейн Вудз, Бетси Фриммер, Кэрол Мак-Дуэл, Крис Менье, Джеки Косбоб, Никола Хоган, Лиз Гайнан Хейвен, Морган Лиф и, конечно, прекрасная Джил Демпси.
Благодарю также доктора Лиз Сланина и доктора Дерека Донегана – за техническую помощь.
Спасибо моему замечательному литературному агенту Берду Ливеллу, издателям Дженне Фри, Эрин Анастейша и Уиллу Чемпиону – красочный язык его редакторских пометок часто вызывал у меня смех.
Спасибо Джоди Уоршо и Крису Вернеру – редакторам «Лейк Юнион» – и всем сотрудникам, которые очень отзывчивы, добры и общительны.
Благодарю своего брата Брайана, привившего мне честность, своего брата Конора, который пробудил мой интерес к истории.
Спасибо моей сестре Орле – за постоянную поддержку, и, конечно, моим родителям – Роберту и Анне Демпси за то, что меня воспитали.
И еще – моим замечательным сыновьям Робби и Сэму. Вы для меня – самое важное, вы – моя движущая сила на пути к тому, чтобы стать писателем – таким, каким я надеюсь когда-нибудь стать.